Вот уж воистину, начать с чистого листа.

Фантастика.

Она никогда не говорила об этом ни с кем, кроме Азаила, который вместе с ней пытался решить загадку двойной ампутации, – а в конце концов упал на спину и объявил, что это невозможно. Акиве она не рассказывала… ну, его же там не было? После Лораменди он их оставил и даже когда вернулся, пребывал в своем собственном мире. Вот как сейчас, например. Он смотрел мимо Лираз, и ей не требовалось следить за его взглядом, чтобы понять, на кого. Его взгляд застыл, и ей пришлось щелкнуть перед его лицом пальцами.

– Один небольшой момент, братец. Химеры примутся за нее, если решат, что между вами что-то есть. Знаешь, какое у нее прозвище?

Он посмотрел с изумлением:

– И какое?

– Любовница ангела.

Его взгляд вспыхнул, и Лираз закатила глаза.

– Чему тут радоваться? Это вовсе не значит, что она тебя любит. Это означает, что ей не доверяют свои.

Она разъясняла ему, будто сама в этом разбирается. Что она знает о чувствах? Как сказать. Ей вполне достаточно, спасибо, помощь не требуется. Но… но почему так зябко на душе? Почему так хочется обвернуть себя крыльями и сжаться в комочек?

15

Знакомый страх

Пришествие. 18 часов спустя

В ночь Пришествия Элиза так и не уснула. Кошмар никуда не делся, он давил на плечи, и она знала, что́ начнется, стоит ей закрыть глаза.

Однако дело было даже не в этом. Не спал никто. Мир будто разворошили раскаленной кочергой, и кругом летали искры безумия. В новостях крутили кадры паники, спровоцированной обращением ангела. Активизировались запрещенные секты, царило мародерство, по миру прошла волна самоубийств и – да что же это такое?! – кровавых жертвоприношений. Пока только животных. Кое-кто, разумеется, всю ночь напропалую отмечал наступление Армагеддона, и пьяные школяры, переодетые нечистью, мочились на прохожих с крыш зданий, а женщины предлагали себя, чтобы родить ангелочка.

Вполне предсказуемый идиотизм человеческой реакции.

Экстаз и ярость, отчаянная мольба – и пожары, много пожаров. Безумие, страх, злое ликование, паника, крики. Их музей располагался на Национальной аллее, и прямо под окнами маршем проходили тысячи демонстрантов, направляясь к Белому дому, не столько объединенные намерением воззвать к президенту, сколько желая стать частицей чего-то грандиозного в такую знаменательную ночь. Чтобы остаться в истории хотя бы так. Люди несли лозунги, громкоговорители, некоторые надели на головы терновые венки, другие волокли гигантские кресты, а в карманах и за поясами ждало своего часа оружие.

Элиза в этом не участвовала.

Домой она тоже не пошла – из страха, что там ее кто-нибудь караулит. Если семья раздобыла номер ее телефона, они наверняка узнали и адрес. И место работы. Однако в музее, по крайней мере, была охрана. Надежная охрана.

– Я, пожалуй, останусь здесь, – сказала она Габриэлю. – Поработаю.

Это не было откровенной ложью. Ее ждали образцы ДНК бабочки, взятые на время из Музея сопоставительной зоологии Гарвардского университета. Сроки диссертации поджимали, но при таких обстоятельствах никто, конечно, не упрекнул бы ее, пожелай она взять выходной. Интересно, кто-нибудь в мире занимается сегодня делом – ну, кроме Моргана Тота? Он скривился, выслушав обращение ангела, да и отправился к себе в лабораторию, как бы пытаясь доказать собственным подчеркнутым безразличием, насколько глупы все семь с чем-то там миллиардов жителей Земли.

В конце концов, к огромному облегчению Элизы, он ушел, и она получила лабораторию в полное свое распоряжение. Она заперлась, скинула обувь и попыталась сосредоточиться.

Что это значит? Что все это значит?

В голове пульсировало, обещая вспышку мигрени и приступ неконтролируемой паники. Она приняла тайленол и свернулась на диване с ноутбуком. Включила трансляцию речи. И снова по коже поползли мурашки, еще раньше, чем ангел раскрыл рот и произнес хоть слово. Да и произнес ли? Почему он не снял шлем? Так странно. Была хорошо видна бо́льшая часть его лица, но середина размывалась. К тому же глаза – разве они полны теплоты? Глубокие, синие – но пустые и жестокие. Все вместе создавало неприятный эффект.

И еще он немного горбился, наклоняясь вперед, будто под действием тяжкого груза – хотя на его плечах не было ничего.

Или было?

Не видно. Элиза добавила звук. Тот шепот… Он заполнял паузы в речи ангела: жуткий, ломкий звук. Откуда он исходил?

Она просмотрела несколько минут записи, слушая звучание латыни и отключив дорожку перевода. Не отводя от ангела глаз, пыталась поймать ощущения неправильности. Впрочем, себя-то что обманывать? Она просто тянет время.

Си-эн-эн первой опубликовала запись с субтитрами, и от прочитанного по спине потекла струйка холодного пота.

…Враг… жаждущий… пожирающий плоть… чудовища.

Элиза смотрела на экран, бессознательно растирая маленький шрам на ключице. Кардиостимулятора больше нет. Его удалили, когда ей исполнилось шестнадцать: не из-за того, что кошмары прекратились; просто тело выросло и научилось справляться с ними самостоятельно.

Чудовища все ближе. Они идут за тобой.

Лед, все внутри леденеет. Трепет и ужас. Они приближаются.

Такой знакомый страх.

Ее ночной кошмар.

16

Чего стоят обещания

Пещеры Кирин

Сегодня два отряда встретятся. Солдат взрастили на ненависти, они никогда не видели друг в друге ничего, кроме мишени. Химерам было проще: они провели некоторое время с Акивой и Лираз. И на том спасибо.

У Незаконнорожденных такой возможности попрактиковаться не было, но Акива верил: его братья и сестры выполнят обещание и первыми не нападут. Хотя до пещер Кирин и окружавших их гор было еще далеко, он отлично представлял, как сожмутся двести девяносто шесть пар челюстей – под действием впитанного с молоком матери и затверженного на постоянных тренировках рефлекса.

– Все определит самый невыдержанный, – напомнил Элион, и Акива знал, что это правда.

Он надеялся – у Незаконнорожденных такого слабого звена нет. Меч к мечу, каждый солдат часть целого, их сила – в единстве. Незаконнорожденные не давали обещаний, не подумав и не просчитав.

А химеры? В полете они больше не направляли на ангелов хамсы просто для развлечения – хороший знак. Но путь еще предстоял немалый. Чем все закончится? Оставалось только надеяться. Он улыбнулся тому, что неосознанно произнес имя Кэроу.

Кэроу. Одна из отряда, маленькая его часть, но именно она занимала все внимание Акивы. Лазурь и серебро. Даже нагруженная кадильницами, она оставалась легкой и гибкой, как элементаль воздушной стихии. Вокруг курсировали крылатые тяжеловозы: драконы, кентавры, дашнаги, сабы, грифоны, гарткоры, – и она сверкала в их окружении, как драгоценный камень в грубой оправе.

Как звезда в пригоршне у ночи.

Что она чувствует сейчас? В пещерах остались артефакты и святыни ее племени; оружие, кухонная утварь, посуда, инструменты и украшения. Музыкальные инструменты с прогнившими струнами; зеркала, в которые она смотрелась когда-то, – тогда они показывали другое лицо. Когда все произошло, ей было семь. Достаточно большая, чтобы в памяти что-то сохранилось.

Достаточно большая, чтобы помнить, как ангелы лишили ее родного дома, – и все-таки она спасла ему жизнь при Булфинче. И все-таки она разрешила себе любовь к нему.

Мы и есть начало, стучало в голове. Как молитва, как мантра. Были и есть. Пусть в этот раз путь будет удачным.

Кэроу смотрела на затемненный серп луны и приближающуюся горную гряду, и ее сердце сжимала боль. Дом. Правда ли это? Она так и сказала Зири: дом. Задала себе вопрос и ответила – да. Дом, настоящий, без кавычек. Из всех мест, где ей доводилось обитать за обе свои жизни, только это место она могла назвать домом по праву. Здесь она была не беглянкой, не чужачкой, а родной дочерью, и ее кровь крепко срослась с этими скалами, а крылья – с этим небом.